«О том, что отправимся туда, мы узнали буквально на следующий день после взрыва, 27 апреля. Первого мая колонна грузовиков нашего и других киевских автотранспортных предприятий тронулась в сторону Чернобыля для эвакуации населения. Вывозили людей на автобусах. Я на своей бортовой машине ехал следом с их вещами. В те первые дни все думали: день-два, и назад вернемся, всё будет в порядке. Никто даже представить не мог, что это – навсегда...»
Так сегодня вспоминает о своем участии в ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС муравленковец Валентин Дьяченко. В 86-м ему было только двадцать три.
Первая вахта
Колонну автомашин из Киева сопровождали военные. Всю серьезность ситуации до конца осознали, только когда въехали в город. Мрачность в одночасье обезлюдевших улиц Чернобыля усиливала дождливая погода да работавшие в химзащите люди. У Валентина же и его товарищей из средств защиты не было тогда ничего.
– О последствиях заражения знали те, кто служил в армии. Я, допустим, знал. В тот пер-вый раз мы приехали в чём из дома вышли. Сами делали маски из бинтов, которые брали из аптечек, потому что готовые нам никто не давал. Надевали на голову целлофановый пакет, на лицо – марлевую повязку, так и ездили, – рассказывает Валентин Николаевич. – Из машин мы не выходили, спали тоже в них. Развозили население в Одесскую, Киевскую области. Кто-то ехал к родственникам, кого-то совершенно чужие люди пускали в летние кухни, на дачи. С 60-километровой зоны мы тогда практически всех людей вывезли. Позже территорию оградили колючей проволокой, 30-километровая зона отчуждения вообще оказалась под сигнализацией.
Второй раз в зараженный радиацией город бесстрашный молодой человек отправился совсем скоро, уже в июне.
– Начальник наш не заставлял, а спрашивал: «Поедешь?» Я соглашался, молодой был, всё же интересно. К тому же новую машину дали. От «Киевавтотранс» на нашу организацию выделили два цементовоза, и где-то 15 июня мы с напарником снова отправились в Чернобыль.
Жили на железнодорожной станции Вильча в вагонах. Возили с асфальтобетонного завода цемент к месту взрыва реактора, меняя друг друга. На этот раз всё было организовано – и обмундирование, и питание. Каждому выдали накопители – дозиметры для измерения уровня радиации, которые носили на шее.
Весь процесс работы чернобылец отлично помнит и спустя 33 года:
– Ходку к реактору делаешь, выгружаешь цемент, возвращаешься, оставляешь машину возле центрального входа. В специально отведенном для этого месте с себя всё снимаешь, идешь мыться, после чего переодеваешься в белую спецовку. На атомных станциях и сейчас в таких ходят. Снова садишься в машину, едешь к химикам за Чернобыльскую АЭС. Примерно в течение часа специальными растворами из брандспойта машину очищают.
Уже в октябре 1986 года первый и второй энергоблоки были вновь введены в строй. Каждый день в зону отчуждения Дьяченко с напарником не ездили, только по мере востребованности цемента. Причем поднять на работу водителей могли в любое время суток. С разной периодичностью Валентин Николаевич работал в Чернобыле с апреля 86-го по июль 87-го. Самая продолжительная его вахта составила 21 день.
– Месяц я мог отдохнуть, но бывало и 15 дней, потому что надо было сменять людей, – говорит ликвидатор. – Работали ребята из Одессы, Полтавской области, Санкт-Петербурга... Словом, вся Украина, весь Союз. Медики очень внимательно относились к нашему здоровью. Каждый день замеряли специальным прибором уровень облучения щитовидной железы и так часто брали кровь на анализ, что все пальцы были исколоты. Если выявлялись малейшие отклонения от нормы, отправляли домой.
На строительстве могильников
В следующую вахту Валентин Николаевич с напарником по очереди возили цемент к строящимся могильникам техники. Жили уже в деревне Ильинцы, где в детском саду для них поставили кровати.
– В этих могильниках потом всю технику, работавшую на станции, «похоронили». Вырывали котлован, заливали по периметру стены раствором цемента, туда всю технику загоняли и засыпали землей с глиной, – вспоминает мужчина. – Мы потом привыкли, вполне нормально там жили, даже грибы в лесу собирали. Радиация ведь пятнами из-за ветра пошла. В одном месте срезал гриб, в лабораторию отнес – нет радиации. На два метра от прежнего места отошел, срезал гриб – он уже заражен. В лесах живности много было, особенно в зоне отчуждения. Никто же не охотился. То олень запутается, то кабан, лиса, волк. Колючей проволокой ведь всё опутано было.
Как-то из Одессы ребята на новых КамАЗах приехали. Один парень повез груз к станции и недалеко от четвертого блока заглох. Пока ковырялся в моторе, пытаясь завести машину, хорошо «хапнул» радиации. Когда я осенью снова поехал в Чернобыль, уже на третью вахту, спрашивал о нем одесситов, говорили – в больнице. Впоследствии он умер. Жалко парня, такой молодой был...
Поехал бы и сейчас
В 87-м пришел вызов на работу в Муравленко от старого друга отца. К тому времени Валентин уже больше года периодически работал в Чернобыле. Решил, что достаточно. По приезде на Крайний Север он сначала работал на трубовозе в НГДУ «Суторминскнефть». А в 88-м, как пересел на цементировочный агрегат (ЦА-320), так почти до самой пенсии и коле-сил по месторождениям.
Как ликвидатор, на заслуженный отдых мог отправиться еще в 47 лет, но доработал до 55.За мужество и отвагу, проявленные при ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, Валентин Дьяченко награжден медалями «За спасение погибавших» (1997) и «Участнику ликвидации последствий аварии ЧАЭС» (2003).Чернобыльскую часть своей жизни воспринимает как должное, героем себя не считает.
– Герои – наши деды, прошедшие Великую Отечественную. А людям помогать надо в любой ситуации. Если я окажусь в беде и никто не поможет, что тогда? Человечество должно из этой трагедии выводы сделать, научиться предотвращать подобное. Хоть горький и страшный, но это опыт. Нам нельзя забывать, и новым поколениям тоже. Вот мои дети помнят, – говорит человек, не понаслышке знающий об аварии, произошедшей 26 апреля 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции.